Той зимой выпало много снега. Зима была холодной и длинной, а когда наконец наступила весна, снег растаял очень быстро, и реки вышли из берегов.

На одной реке жили бобры. Они жили небольшой деревней, в которой было пять семей. Каждая семья имела свой собственный дом и носила имя бобра, первым его построившего. Некоторые семьи были такими старинными, что никто в них не мог вспомнить, в каком году был построен их дом. Зато имя первого строителя никто не забывал.

Как раз в ту весну в семье Быстрого родились два маленьких бобрёнка. Вообще-то, пополнение в бобровых семействах обычно бывает в первые дни лета, но иногда, очень редко, это случается и ранней весной.

Один из новорожденных оказался таким шустрым, что сразу после появления на свет скатился в воду

.

– Весь в нашего прапрадедушку, – сказал папа-бобр, выловив его из воды. – Назовём-ка его Шустриком.

– А второго назовём Беленьким, – сказала мама-бобриха.

– Почему Беленьким? – удивился папа.

– А он весь в молоке. Ты посмотри только!

Сладко попискивая, брат Шустрика сосал молочко, удобно устроившись на широком и тёплом хвосте матери. Это занятие ему нравилось явно больше, чем купание в холодной воде.

Бобрята как два ивовых листика походили один на другого. Когда они спали, уткнувшись носами в мамин бок, их невозможно было различить. Но стоило малышам проснуться, и становилось ясно: этот – Беленький, а этот – Шустрик. Беленький после сна сразу принимался за еду, а его неугомонный братишка отправлялся изучать окрестности.

– Он когда-нибудь опять плюхнется в воду, – говорил папа.

– Чего доброго, выплывет наружу, и мы потеряем его, – волновалась мама.

Дом у бобров устроен не так, как у остальных зверей. Он стоит прямо посреди воды, и войти в него можно только если подплыть к нему и поднырнуть. Но в самом домике сухо, вода лишь в небольшой норе в полу, которая служит бобрам дверью.

Вот в эту нору и угодил Шустрик, едва успев родиться. Он и сейчас в любую минуту готов был провалиться туда, потому что ему не терпелось узнать, что это там блестит и плещется, как живое, и так заманчиво пахнет?

И вот однажды вода стала подниматься из норы.

– Что это? – испугалась бобриха.

– Идёт большая вода! – сказал папа-бобр. – Ступай в спальню и жди меня там. Я скоро вернусь.

Мама с малышами перебралась в дальнюю комнату, самую сухую, где они спали, и стала ждать. Вода всё прибывала и прибывала. Когда она залила всю прихожую, бобриха сунула детей в глубокую нишу в стене, заткнула ветками и поплыла наружу посмотреть, что случилось.

Ох, что там творилось! Река разлилась безбрежным морем! Все взрослые бобры скопились у плотины, они подгоняли к ней брёвна, ветки и укрепляли её. Если наводнение разрушит плотину, в деревню придёт беда: без плотины река станет мелкой, бобрам в ней просто нельзя будет жить.

Мама-бобриха тоже поспешила в лесок. Она принялась подгрызать толстый ствол ольхи. Мягкая и сочная древесина быстро превращалась в щепки. Бобриха знала свою работу. Сколько раз приходилось ей делать это! Дерево было чуть-чуть наклонено к реке, поэтому свалить его ничего не стоило. Со стороны реки бобриха подточила его совсем немножко, но зато с другой стороны прогрызла дальше сердцевины, и дерево с громким треском рухнуло в воду.

Три бобра подплыли к нему и начали отгрызать самые толстые ветки.

– Скорее! – крикнула им бобриха. – Я сейчас свалю ещё одно дерево!

Работа кипела. Мама-бобриха даже забыла, что дома у неё остались два маленьких сыночка.

А Шустрик с Беленьким тихо сидели в темноте и прислушивались. Они не могли понять, куда подевалась их мама. Вот только что была тут, рядом, от неё вкусно пахло молоком, и вдруг её не стало. Куда она могла уйти? Неужели на свете есть такие важные дела, ради которых можно вот так взять и бросить своих детей, только-только родившихся, совсем ещё глупых и несмышлёных?

На стену налетело что-то тяжёлое. Дом задрожал. Беленький испугался и запищал. Шустрик тоже испугался, но пищать не стал, а просунул голову сквозь ветки и заглянул в спальню.

От сильного удара в стене образовалась дыра, и комната наполнилась ярким светом. Бобрёнок зажмурился. В дыру задувал ветерок, у него был запах голубого неба, воды и мокрых листьев. Бобрёнок потянул носом воздух. И этот яркий свет, и этот запах, и эти звуки там за стеной – всё ему было незнакомо. Малыш открыл глаза и неуклюже выбрался из укрытия. Он даже не догадывался, что за стенами дома – огромный-преогромный мир, гулять в котором без мамы или папы было очень опасно.

Он не знал и о том, что где-то далеко от бобровой деревни размыло помойку и ужасная куча мусора плыла ему навстречу. Но этого никто не мог знать, даже его мама-бобриха.

Шустрика не учили плавать, потому что он был ещё очень мал. Когда он заглянул в дыру в полу, он услышал внутренний голос, который ему сказал: "Набери побольше воздуха и прыгай!" Он решил, что это говорит ему мама там, внизу, она зовёт его к себе, и он её послушался. Вдохнув поглубже и задержав дыхание, он нырнул в воду.

Что-то холодное сжало его со всех сторон. Но бобрёнок не испугался. Он открыл глаза и поискал маму. Мир вокруг был необычен: он не стоял на одном месте, а всё время вертелся и кружился. Когда бобрёнок посильней ударил хвостом, кружение прекратилось; в подводном мире установился порядок, он разделился на две части: одна, чёрная, была внизу, а другая, светлая, – вверху. Бобрёнку словно кто-то подсказывал, что нужно делать. Он почувствовал себя уверенней. Здесь, в этом мире, не нужно было переставлять лапы, как там, на воздухе, здесь всё было намного легче и проще. Вытянувшись и работая своим удивительным хвостом, который там, наверху, ему только мешал, бобрёнок устремился к свету.

Когда Шустрик вынырнул на поверхность, он ничего не успел разглядеть. Что-то с силой навалилось на него и понесло вниз по реке. В тот же миг кто-то больно впился ему в губу. Это был кусок железки, принесённый волной с кучей мусора. Бобрёнок не знал, что река – это длинная-предлинная дорога, которая может унести его далеко-далеко от дома. Он был совсем глупым, и ему было очень больно. Наткнувшись на короткое брёвнышко, малыш вцепился в него и, зажмурившись, сильно-сильно забил хвостом.

Вода прорвала часть плотины, бобры были так заняты ремонтом, что не заметили, как маленькая, но очень быстрая торпеда всё дальше удалялась от их деревни. В тот момент можно было даже подумать, что это именно она на большой скорости протаранила их плотину. Но это было не так. Этой торпедой был маленький беззащитный бобрёнок, вцепившийся в короткое, заострённое с одного конца поленце.
 

Глава вторая,
в которой маленький бобрёнок попадает к крысам
 

 Да, в ту весну воды и правда было много. Река разлилась так широко, что вплотную подступила к старой перевёрнутой лодке, в которой крысы держали свои припасы.

Вожак крысиной шайки по имени Кислый Батон каждое утро приходил к лодке посмотреть, не начала ли вода заливать трюмы с продуктами. В трюмах лодки хвостатые разбойники хранили муку, наворованную на ближайшей мельнице, и сухари, украденные в селе. Нельзя было допустить, чтобы вода намочила всё это богатство. От воды мука и сухари портятся, в них заводятся черви, которые прожорливее крыс и уничтожают всё в два счёта. Если это произойдёт, крысам придётся голодать. А что такое голодная крыса, старому вожаку не надо было объяснять. Когда в крысиные семьи приходит голод, в них вспыхивают ссоры. Они вспыхивают по любому пустяку – из-за какого-нибудь засохшего рыбьего скелета или арбузной корки, – а заканчиваются всегда кровавой резнёй.

В то утро Кислый Батон пришёл на берег реки раньше обычного. Что-то не давало ему покоя. У него тревожно сжималось сердце от предчувствия чего-то страшного. И это предчувствие не обманывало его. Забегая вперёд, скажем, что тот день был последним в его жизни. Вожак был уже старым и дряхлым, но редкая крыса умирает от старости. Смерть обычно приходит раньше срока – от дроби из ружья сторожа, от яда, который люди подмешивают к сахару, от клыков собак или даже от зубов своих же серых сородичей. Но Кислого Батона ждала иная судьба.

Взобравшись на киль лодки, он с беспокойством поглядывал вниз – туда, где на прогнившие борта накатывали злые волны. Водяные брызги взлетали выше лодки. Кислый Батон с тревогой втягивал в себя мокрый воздух и топорщил длинные седые усы, при этом кончик его вытянутого хвоста мелко-мелко подрагивал.

Вода была самым лютым врагом для крыс, не считая человека.

Вдруг что-то твёрдое стукнулось о борт лодки – длым! Потом опять – длым, длым! Вожак пискнул и побежал к корме. Лапы его скользили на сыром дереве, и он раза два чуть не плюхнулся с высоты в воду. У кормы он не обнаружил ничего подозрительного. Разве что вода здесь выглядела чуть глубже, и на душе от этого становилось ещё тоскливее.

Он уже хотел вернуться к носу лодки, когда опять послышалось это неприятное – длым! Старый крыс присмотрелся и разглядел в воде пустую бутылку. Волны катали её по песку, и она ударялась о борт лодки.

"Надо выловить её, – подумал вожак, – вдруг в ней осталось что-нибудь вкусненькое".

С этой мыслью Кислый Батон поднял глаза к реке, и у него вдруг нестерпимо зачесалось в правом ухе: вся река вблизи лодки и, наверное, дальше неё (далеко крысы не видят) была усеяна плавающими предметами. Ветки, палки, клочки бумаги, кусочки пенопласта, пустые бутылки, консервные банки, какие-то пакеты и коробки – всё это качалось на волнах, и от таких соблазнительных вещей могла закружиться голова у любой порядочной крысы!

"Где-то размыло очень богатую помойку", – хмыкнул про себя вожак.

Он так заспешил, что не спрыгнул, а скатился на спине вниз, перекувырнулся, вытряхнул из ушей песок и, щёлкая зубами, понёсся прямиком к лагерю, в котором обитала его шайка.

– Хватай! Кромсай! Режь! – хрипел он на ходу. – Все сюда! Есть чем поживиться! Кое-что плывёт прямо нам в лапы!

Крысы жили в старых дубовых бочонках, в которых люди раньше хранили вино. Каждая крысиная семья занимала два-три бочонка. Там где нужно, в бочонках прогрызались двери и окна-отдушины. В этих "квартирах" у них было всё необходимое – еда на неделю, кое-какие пожитки и даже мебель, сделанная из картонных коробок из-под обуви.

Услыхав вопли своего вожака, крысы выбежали ему навстречу, и через несколько минут всё крысиное племя собралось у лодки. Серые разбойники выстроились вдоль берега носами к реке и, стуча лапами по песку, подняли такой визг, что с Зелёного острова снялась стайка испуганных чаек.

– Хвосты – в воду! – прокричал Кислый Батон с лодки. – Подгребайте добычу к берегу! Быстрее!

Крысы развернулись к воде задом. От ударов великого множества хвостов вода забурлила, закружилась, но течение было сильным – добыча проплывала мимо.

– Столько добра уходит! – прохрипел Харчо, правая лапа вожака шайки. Он тоже стоял на лодке. – Ненавижу эту проклятую реку!

– Ненавидим эту проклятую реку! – заорали крысы.

– Гребите, гребите! Мы должны хоть что-нибудь выловить!

Некоторые крысы от жадности прыгали в воду и пытались плыть навстречу добыче, но волны были такие высокие, что горемыки захлёбывались и камнем шли на дно. Другие вытаскивали их за хвост и откачивали. Всё было напрасно. В лапы разбойникам попалось только несколько пустых бутылок, два бумажных пакета с остатками творога, да небольшой мешок, набитый картофельными очистками.

Вдруг над рекой разнёсся свист вожака.

– Тихо! – объявил Кислый Батон. – Что-то плывёт курсом прямо на нашу лодку!

Крысы замерли. В самом деле, что-то чёрное, рассекая волны, на большой скорости неслось прямо на них. Позади чёрного предмета летел целый фонтан брызг.

– Похоже на бревно, – сказал Одноухий, у которого одно ухо было откушено собакой. – Бревно с мотором...

– Торпеда! – догадался Харчо, он одно время служил на военном корабле и знал толк в подобных вещах. – Это мощная торпеда, она несётся на нас... Кто-то хочет взорвать нашу лодку!

– Торпеда! Торпеда! – в ужасе заорали крысы. – Спасайся, кто может!

Все бросились врассыпную.

Только Кислый Батон и Харчо остались на месте. Они стояли на лодке на задних лапах и, тревожно водя носами, смотрели на торпеду, которая неумолимо приближалась. Непонятно было, откуда она взялась.

– Если она взорвётся, от нашей лодки не останется даже щепок, – тихо пискнул Харчо.

– А от нас?!

– А от нас – даже косточек!!!

– А-а-а! – закричали они вместе.

Но бежать было уже поздно: странная торпеда подплыла так близко, что на ней можно было разглядеть веточку с зелёным листиком. А на конце торпеды, на том месте, откуда вылетали брызги, что-то лежало, прилепившись к ней всем телом в виде жалкого комочка жвачки. Но это "что-то" не походило на мотор. У него были усики, маленький нос-кнопка, прижатые к голове уши и закрытые крепко-накрепко глазки.

– Это не торпеда! – успел выкрикнуть Харчо, и в тот же миг бревно – а это было именно бревно – врезалось в лодку.

Послышался ужасный треск. От сотрясения оба разбойника скатились в воду. Затем что-то стремительно перелетело через лодку и шлепнулось на песок. После этого наступила тишина.