|
Фольклорные
сказки:
народности
темы
жанры
Легенды и предания
Литературные
сказки
Озорные сказки
Умные статьи
Собиратели сказок
Сказители
Невероятные
новости
Любимые ссылки
Домой
ЗиМнЯя
сКаЗкА
Вопрос дня
Форум
на fairypot
Книга предложений
Обменяемся ссылками
| |
ТОЛКОВАНИЕ ВОЛШЕБНЫХ СКАЗОК
Мария-Луиза фон ФРАНЦ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Г л а в а 6
Заключение сказки «Три перышка»
Дурень привозит домой невесту, которая превратилась из жабы в прекрасную
принцессу, лишь только села в экипаж из моркови. Они прибывают к королевскому
двору, но старшие братья в очередной раз не согласны с решением отца и просят
его о четвертом, последнем испытании. На потолке зала подвешен обруч, через
который и должны перепрыгнуть все три невесты. Крестьянки, которых привели
старшие братья, прыгнули, но упали, сломав себе руки и ноги. Невеста младшего
брата, вероятно, благодаря своей прошлой жизни в лягушачьем обличье,
перепрыгнула через обруч с удивительной легкостью. После этого какие-либо
протесты были уже невозможны. Младший сын получил корону и правил долго и
мудро.
В начале сказки мы встретились с кольцом в качестве символа объединения. В
своем позитивном значении оно олицетворяет осознанное принятие обязательств по
отношению к некоторой божественной силе, т. с. по отношению к Самости.
Негативная же сторона заключается в чувстве околдованности, имеющем негативный
подтекст, например, при попадании в сети собственного комплекса или в плен
эмоций, становясь таким образом пойманным в «порочный круг».
Теперь, в заключительной части нашей сказки, мы имеем дело с совершенно другим
мотивом — прыгания через кольцо (или обруч). Такой прыжок представляет собой
двойное действие, так как нужно прыгнуть вверх и в то же время суметь попасть
точно в центр обруча, чтобы проскочить через него. В немецком фольклоре можно
найти упоминание о старинном празднике весны, в ходе которого молодые мужчины,
скача на коне, должны были попасть копьем в центр круга. С одной стороны, это
был весенний ритуал, посвященный плодородию, а с другой — акробатическое
испытание для молодых всадников.
Здесь также присутствует мотив попадания в центр круга в состязании, что
приближает нас к значению прицеливания, когда оно направлено в центр мишени.
Так же можно провести аналогию и с дзэн-буддистским искусством стрельбы из
лука, на первый взгляд, весьма отдаленную. Основная его идея заключается в
том, что попадание в центр достигается не таким способом, как на Западе, для
которого; характерна экстравертность (то есть с помощью физических навыков и
сознательной концентрации), а благодаря некой глубокой медитации, когда
стрелок помещает себя сначала внутрь собственного центра (того, что мы
называем Самостью), откуда он может поразить уже любую внешнюю цель. Именно
таким образом дзен-буддистские стрелки могли легко поражать цель с закрытыми
глазами и не целясь. В этом и заключалось их высшее мастерство. Существовал
целый практический курс для освоения техники сосредоточения на своем
внутреннем центре: чтобы стрелка не отвлекали посторонние мысли, амбиции и
эго-импульсы.
Сейчас, насколько мне известно, не принято прыгать через горящие обручи, за
исключением разве что цирка, где такие трюки до сих пор очень популярны.
Обычно на арене через горящие обручи должны прыгать тигры и другие дикие
животные, и чем экзотичнее животное, тем зрелищнее действо. Однако это мотив,
к которому мы вернемся немного позже.
Попадание прямо в центр кольца не так уж сложно интерпретировать. В нем
заключен секрет нахождения внутреннего центра личности, как и в
дзэн-буддистском искусстве стрельбы из лука, хотя это и представлено во
внешнем символическом действии. Но вместе с тем существует еще одно
затруднение. Прыгающий человек должен оторваться от земли — от реальности — и
попасть в центр кольца, находясь в движении между небом и землей. Таким
образом, принцесса (олицетворяющая собой аниму), прыгая сквозь кольцо,
некоторое время парит между небом и землей; и в сказке особо подчеркивается,
как легко и хорошо ей это удается. Крестьянские же девушки оказались такими
неуклюжими и тяжелыми, как показало испытание, что не смогли пройти через
него, не упав и не сломав себе ног, поскольку гравитационная сила земли
оказалась для них слишком сильной и непреодолимой.
Здесь мы подходим к очень сложной проблеме, связанной с осознанием анимы. Те,
кто вовсе не знаком с психологией, часто проецируют образ анимы на вполне
реальную женщину, воспринимая его, таким образом, чисто внешне. А с
психологической точки зрения, притягательная сила анимы — это не просто
внешний фактор, оказывающий влияние на мужчину, а нечто находящееся внутри
него самого Анима — это внутренний образ женского начала, представленный в
виде некоего идеала, способствующего духовному росту. В связи с этим часто
возникает и другая проблема. Эго способно породить псевдоконфликт между
внутренней и внешней сферами, рассуждая следующим образом: «Я не знаю, с чем
имею дело: то ли анима находится внутри меня, то ли она имеет отношение к
реальной женщине во внешнем мире. Должен ли я и в реальной жизни следовать
очарованию анимы или же должен включить ее внутрь себя и воспринимать чисто
символически?» Такие слова обычно имеют подтекст: «все это не что иное, как
чистый символизм» («nothing-but-purely-symbolic»). А так как люди упорно не
хотят признавать существования психической реальности, то часто добавляют
нечто вроде: «Неужели я должен просто мысленно осознать проблему, и все? Не
могу ли я получить что-либо более конкретное и ощутимое также и во внешнем
мире?» Здесь мы видим, как сознание с его экстравертированной склонностью
оказалось втянуто в ложный конфликт между конкретно-внешним пониманием и
внутренним — символическим, в результате чего оно искусственно разделило аниму
на две части.
Такая ситуация возникает только в том случае, когда мужчина оказывается не в
силах оторвать собственную аниму от земли. Его анима похожа на неуклюжих
крестьянок из нашей сказки, она не может прыгать так, как это делала
царевна-лягушка. Поэтому попадание в подобный конфликт указывает на то, что не
хватает самих чувств. Это типичный конфликт, вызванный не преобладающим
воздействием чувств, а мышлением, которое искусственно разделяет внутреннее и
внешнее, эго и объект. Разгадка состоит в том, что в действительности мы имеем
дело не с внешним инее внутренним, а непосредственно с психической
реальностью, которая не является ни внешней, ни внутренней», но тем и другим
одновременно. Именно анима должна быть осознана как реальность, существующая
сама по себе. Если анима, так сказать, пришла со стороны, то она должна быть
принята и осознана в этой психологической реальности. Задача заключается в
том, чтобы не проводить грубого и искусственного Разграничения между двумя
сферами. Анима—это единый феномен, феномен жизни. Она олицетворяет собой поток
жизни в мужской психике. И мужчина должен следовать ее извилистыми путями,
которые пролегают между внешним и внутренним.
Другой аспект вышеназванного псевдоконфликта находит выражение в следующем
вопросе: «Должен ли я испытывать духовную привязанность к своей аниме?
Например, молиться Св. Деве вместо того, чтобы любоваться красотой женских ног
и предаваться сексуальным наслаждениям?» Но не существует в жизни подобного
различения! Поскольку возвышенное и обыденное составляют единое целое, то
содержания бессознательного образуют единый ряд из тех проявлений, которые мы
могли бы назвать духовными и инстинктивными. По существу, общность этих двух
факторов обнаруживает себя в их архетипическом выражении, и только сознание
отделяет их друг от друга. Если мужчина действительно научился вступать во
взаимодействие со своей анимой, то псевдоконфликт исчезает; ибо тогда
незамедлительно проявляет себя анима, он же, попав в ее мир, навсегда
становится его пленником, отворачиваясь от того псевдоконфликта, который
разрастается вокруг нее. Проще говоря, он будет постоянно пытаться следовать
своим чувствам, своему Эросу, ничего другого не принимая во внимание, и таким
образом балансировать как бы на острие ножа между кажущимися несовместимыми
мирами. То, что д-р Юнг называет реальностью психики, обнаруживает сходство в
необходимости выполнения подобных акробатических трюков, потому это нашему
сознанию присуща извечная тяга к однозначным интерпретациям, а также
стремление всегда формулировать некую программу или алгоритм вместо того,
чтобы просто держаться золотой середины между противоположностями, следуя за
потоком жизни. Во всем этом присутствует только одна приверженность (или
постоянство) — преданность по отношению к внутреннему миру анимы, что получило
прекрасное выражение в прыганий через обруч, когда анима парит в воздухе,
между небом и землей, чтобы точно посередине перепрыгнуть через него.
Другим типичным конфликтом, связанным с анимой и вызванным бессознательным для
того, чтобы заставить мужчину разобраться со своим эросом, является любовный
треугольник. Если он оказывается вовлеченным в такой конфликт, то склонен
рассуждать следующим образом: «Если я порву с другой женщиной, то предам свое
чувство ради существующих условностей. Если я уйду от жены и детей к женщине,
на которую проецируется моя анима, я поступлю совершенно безответственно,
поддавшись порыву, который, как известно, может скоро пройти. Я не могу сделать
ни того, ни другого; однако безвыходная ситуация тоже не может продолжаться
бесконечно». (Анима часто прибегает к подобному средству, создавая конфликт,
когда хочет обмануть сознание мужчины.) Анимус жены говорит ему: «Ты должен
принять какое-нибудь решение!» А анимус подружки, повисая в воздухе, заявляет:
«Я не могу дольше так висеть!». Все они и все это вместе подталкивает мужчину
к неверному решению.
И вновь единственное возможное решение в таком положении — это примирение с
психической реальностью, причем анима, как правило, пытается поставить мужчину
в ситуацию, из которой, казалось бы, нет выхода. Юнг считал, что ситуация, из
которой нет выхода, или конфликт, не имеющий решения, являются классическим
начатом процесса индивидуации. Когда возникает такая ситуация, это значит, что
бессознательному необходим неразрешимый конфликт для того, чтобы
противопоставить его эго-сознанию и таким образом помочь человеку осознать:
все, что он делает — это неправильно, что бы он ни решил, все будет неверно.
Это подрывает превосходство эго, которое всегда действует так, как будто несет
ответственность за все решения. В действительности, если мужчина решит:
«Хорошо, теперь пускай все идет своим чередом, я буду тянуть время и увиливать
и не буду принимать никакого решения»,— то он снова поступит неверно, так как
за этим просто ничего не последует. Но если его личность обладает достаточной
нравственной зрелостью, чтобы до самых глубин прочувствовать создавшееся
положение, то, поскольку с точки зрения сознания ситуация неразрешима, тогда и
появляется Самость. На религиозном языке можно сказать, что безвыходная
ситуация заставляет человека обратиться к Богу. А на психологическом языке
значение данной ситуации, искусно созданной анимой, заключается в том, чтобы
поставить его в такие условия, когда он окажется способен переживать Самость,
будучи внутренне открыт вмешательству tertium quod non datur (третьего,
которое не дано, т. е. влиянию чего-то неизвестного). Таким образом, как
считал Юнг, анима — это проводник к пониманию Самости, хотя иногда делает этот
путь достаточно болезненным. Вспомним, как Беатриче вела Данте в Рай, помня
при этом, что он смог туда попасть, только пройдя через все круги Ада. Так и
анима не берет человека за руку и не ведет его прямо в рай; сначала она
бросает его в горячий котел, где он основательно поджаривается некоторое
время.
В нашей сказке анима должна попасть прямо в центр, тогда как крестьянские
девушки олицетворяют недифференцированный грубый атгатьюд, который слишком
привязан к представлению о конкретной реальности, вследствие чего они и терпят
неудачу. Они не смогли пройти это испытание, так как являются выражением
слишком примитивного и недифференцированного чувственного атгитьюда
В связи с этим я рекомендую вам ознакомиться с лекцией Юнга прочитанной им в
1939 году, которая называется «Символическая жизнь» («The Simbolic Life» см.:
«Guild of Pastoral Psychology panphlets», № 80). В ней Юнг пытается объяснить,
что же он понимает под символической жизнью. Он говорит, что сейчас мы все
оказались пойманными в сети рационализма и что наш рациональный взгляд на
жизнь обязывает нас относиться ко всему разумно и обоснованно, а такая
рассудительность исключает всякий символизм. Далее он показывает, насколько
богаче жизнь у тех людей, которые по-прежнему связаны с «живым» символизмом
религиозных форм. Юнг обнаружил, что можно снова найти путь к символизму, но
не к давно утерянному, а к тому, что сохраняет свою жизненность и по сей день.
Это можно сделать, обратившись к нашему бессознательному и сновидениям. Если
вести наблюдение за своими снами длительное время, а затем подвергнуть их
пристальному рассмотрению, то окажется, что бессознательное современного
человека способно заново выстроить символическую жизнь. Однако это
предполагает, что вы не будете подходить к своим снам с чисто интеллектуальной
точки зрения, а будете действительно отводить им законное место в своей жизни.
Тогда символическая жизнь может быть восстановлена, но уже не в форме
коллективного ритуала, а в более индивидуально окрашенном виде. Это, в свою
очередь, означает, что жизнь больше не связана лишь с рассудительностью эго и
его решений, а связана с эго, которое вовлечено в поток психической жизни; и
выражает себя в символической форме, требующей символического действия.
Мы должны понять, что же предлагает нам наша психика в качестве символической
формы, в которой мы могли бы жить. Поэтому Юнг часто настаивал на том, что он
сам делал в собственной жизни: когда какой-нибудь символ в сновидении
становится доминирующим, то следует взять на себя труд воспроизвести его в
виде картины (даже если вы и не умеете рисовать) или вырезать его из камня
(даже если вы и не скульптор), придав им форму реальности. Нельзя уйти от
аналитика и забыть обо всем, что говорилось в процессе анализа позволив эго
организовать за вас остаток дня; необходимо в течение всего дня размышлять о
символах из своих сновидений попытаться понять, как они хотят войти в вашу
реальную жизнь. Именно это имел в виду Юнг, когда говорил о необходимости жить
символической жизнью.
Анима же является проводником или даже самой сутью такого понимания
символической жизни. Человек, не осознавший и не приспособившийся к
собственной аниме, не может жить в соответствии со своим внутренним ритмом,
так как об этом ему не расскажет ни его сознательное эго, ни его разум.
В одном из вариантов, записанном в другой части Германии, который я упомянула
последним, не лягушка превращается в прекрасную девушку, которая появляется
при дворе, а наоборот, девушка из подземелья превращается в лягушку, когда
выходит наружу. Существует также и финальное испытание, а именно: лягушка
выкрикивает «umschling mich» (обними меня) и «versenk dich» (опустись).
Ver-senken — означает действие, связанное с опусканием чего-нибудь в воду или
под землю. Но это также означает — «впасть в глубокую медитацию», особенно,
когда говорится sich versenken. Такое выражение используется в мистическом
языке. Как и следовало ожидать, оно означает погружение в собственные глубины
— или пучину внутри себя.
Анима-лягушка произносит этот магический призыв, и Дурень его понимает. Он
берет лягушку на руки и прыгает вместе с ней в пруд, и тотчас она превращается
в прекрасную девушку, и они выходят из воды уже в качестве пары. Если
воспринимать все это буквально, то можно сказать, что Дурень должен был
последовать за своей невестой в ее царство, приняв таким образом ее образ
жизни. Ведь лягушки постоянно прыгают в воду и с удовольствием плавают в ней.
И если он в обнимку с ней прыгнул в воду, то он принимает ее лягушачью жизнь.
Можно сказать, что жених последовал за своей невестой не куда-нибудь, а в ее
дом. И она превратилась в человека, так как он принял ее даже в обличье
лягушки. Именно принятие ее как лягушки вместе с ее образом жизни
символизирует прыжок во внутренний мир, погружение во внутреннюю реальность.
Здесь мы снова подходим к тому, что главной задачей анимы является убедить
рациональное сознание в необходимости принять символическую жизнь,
погрузившись в нее без всяких возражений и критики, с чувством полного
приятия, говоря: «Именем Господа, что бы ни случилось, я прыгну в нее и
осознаю ее значение». Но для такого поступка требуются мужество и
простодушность. Это значит пожертвовать интеллектуальным и рациональным
аттитьюдом, а сделать это не просто. Для мужчин, по сравнению с женщинами,
этот путь более сложен, так как идет против их сознательной тенденции, в
особенности это относится к современным западным мужчинам.
Когда анима приобретает человеческий вид, это означает встречу
противоположностей: мужчина идет к собственной аниме, и она поднимается ему
навстречу. Всякий раз, когда напряжение между сознательной ситуацией и очень
низким уровнем бессознательных содержаний слишком велико, любой шаг по
отношению к одной стороне одновременно улучшает и другую. Очень часто во сне
мужчина видит, как его анима появляется в образе, например, проститутки или
чего-то в этом же роде. Ему кажется, что она опустилась слишком низко, и он не
может с этим смириться, так как это идет вразрез с его нравственными
принципами. Однако если преодолеть это упорное предубеждение и сделать
великодушный шаг навстречу более низменной части своей личности и побуждений,
то неожиданно происходит изменение, и анима поднимается на более высокий
уровень. Тем не менее, не следует говорить людям, что подобная жертва,
принесенная смело и без какого-либо расчета, будет иметь меньшее значение.
Если человек обладает достаточной смелостью и правдивостью, то чудо
превращения действительно может произойти, и так называемая низшая часть
личности, которая была опущена до такого положения благодаря высокомерию
сознательного аттитьюда, снова поднимется на человеческий уровень.
Существует и третья версия нашей сказки, которая имеет краткое продолжение и
иную форму перевоплощения; она также проливает новый свет на то, что я имею в
виду, говоря о символической жизни. Эта русская версия нашей сказки носит
название «Царевна-лягушка» (Die Marchen der Weltliteratur, vol. 5 — «Russian
Fairy Tales»).
Жил-был царь с царицей. И было у них три сына, три молодца — подобных соколам.
Созвал однажды царь сыновей и говорит им: «Дети мои, соколы мои, пришло время
вам подумать о невестах». Царь приказал им взять свои серебряные луки и медные
стрелы и пустить их в разные стороны. И перед чьей дверью стрела упадет — так
и свататься. Две стрелы упали на двор к другим царям, где старшие братья нашли
себе довольно сносных невест. А стрела Ивана-царевича попала в ближайшее
болото, и там он обнаружил лягушку, которая держала стрелу. Попросил
Иван-царевич отдать ему его стрелу, а лягушка в ответ:
«Верну, но при одном
условии, что ты женишься на мне». Возвратился он домой, очень опечаленный тем,
что с ним случилось, и рассказал обо всем. Царь ему и говорит:
«Что ж, знать,
твоя судьба такова, но отступать уже нельзя, ты должен жениться на лягушке».
И
вот старший брат женился на царской дочери, средний — на дворянке, а младший —
на лягушке-квакушке.
В этой сказке многое не похоже на нашу: при дворе чувствуется женское влияние,
поэтому царь совсем не против женитьбы младшего сына на лягушке; здесь не
чувствуется такого напряжения между мужским началом и женским, между приятием
и неприятием образа жизни лягушки. Но Ивану-царевичу, конечно же, очень не
повезло. Однажды царю захотелось посмотреть, какая из его невесток сможет
выткать самое красивое полотенце. Идет Иван домой невесел, а лягушка прыгает
за ним и говорит: «Не плачь, Иван-царевич, а ложись-ка ты лучше
спать-почивать, к утру все будет готово». Пока он спал, скинула она свою
лягушачью кожу, вышла во двор, стала звать да свистеть — появились перед ней
три девушки и слуги и выткали полотенца. Когда утром Иван проснулся, его жена,
снова в лягушачьей коже, подала ему эти полотенца. Он никогда в жизни не видел
таких красивых полотенец, взял он их и отправился ко двору, где всех ими
удивил. Затем последовало другое испытание: кто испечет самый лучший хлеб. И
на этот раз все было приготовлено ночью, пока Иван спал. Затем царь отдает
новый приказ, чтобы все три сына пришли к нему на пир со своими женами. Снова
вернулся Иван-царевич домой невесел, а лягушка ему и говорит: «Не волнуйся,
Иван, отправляйся на пир один. Когда начнется дождь, знай — это я умываюсь,
когда сверкнет молния — это я надеваю свой праздничный наряд; а гром грянет —
я уже в дороге». Пир начался, и жены старших братьев приехали на него красиво
разодетыми. Иван сильно переживал. Вдруг начался ужасный стук-да-гром. Все
смеялись над Иваном и спрашивали, где же его невеста. И вот, когда начался
дождь, он и говорит: «Сейчас она умывается», а когда блеснула молния, сказал:
«Теперь она надевает свое праздничное платье». Но сам он в это не верил и был
в отчаянии, когда же грянул гром, он сказал: «Теперь она едет во дворец». В
тот же момент во двор въехала прекрасная карета, запряженная шестеркой
лошадей, а из нее вышла самая прекрасная девушка — и была она такой красивой,
что все смутились и замолчали.
За столом две старшие невестки заметили нечто необычное, поскольку прекрасная
девушка остатки еды складывала себе в рукава. Им это показалось странным, но
они решили, что, может быть, так принято, и сделали то же самое. Все кончили
угощаться, заиграла музыка, и начались танцы. Бывшая лягушка-квакушка пошла
танцевать с Иваном-царевичем и танцевала так легко и красиво, что казалось,
будто она едва касается пола. Танцуя, она взмахнула правой рукой — и из ее
рукава посыпались остатки еды, которые тут же превратились в прекрасный сад,
посреди которого был столб. Вокруг него ходил кот: взберется наверх — песни
поет, спустится вниз — сказки рассказывает. Продолжая танцевать, взмахнула она
левой рукой — и появился удивительный сад с небольшой речкой, а на речке —
лебеди. Все застыли от удивления, словно дети. Пошли плясать и две старшие
невестки: взмахнули они правой рукой — кость выпала и ударила царя прямо по
лбу; взмахнули левой рукой — и окатили его водой.
Иван смотрел в изумлении на свою жену и удивлялся, как из лягушки-квакушки
могла появиться такая красивая девушка. Он пошел в комнату, где она спала, и
увидел там лягушачью кожу. Он взял ее и бросил в огонь. Затем он вернулся на
пир, и они продолжали веселиться до утра, после чего Иван-царевич с женой
отправились домой.
Вернувшись домой его жена пошла в свою комнату, но никак не могла найти там
свою лягушачью кожу. Наконец позвала она Ивана и спрашивает, не видел ли он ее
одежды. Он ей и отвечает: «Я ее сжег». Тогда она ему говорит: «Ах,
Иван-царевич, что же ты наделал? Если бы ты ее не сжег, я бы вечно твоею была.
А теперь мы должны расстаться — может быть, навсегда». Она горько заплакала и
продолжала: «Прощай! Ищи меня в тридесятом царстве, в тридесятом государстве,
где живет злая Баба Яга». Хлопнув в ладоши, она превратилась в кукушку и
вылетела через окно.
Загоревал Иван-царевич. Затем взял он свой серебряный лук, положил в мешок
хлеба, взял воды и отправился в дальний путь. И шел он много лет.
Древний старик, повстречавшийся Ивану по пути, дал ему клубок ниток, который
будет указывать ему дорогу к Бабе Яге. Затем он пощадил медведя, рыбу, и
птицу, оставив им жизнь. Он попадал в самые разные затруднения, но рыба, сокол
и медведь помогали ему во всем. Добравшись до края света и очутившись в
тридесятом царстве, он оказался на острове, на котором росло дерево, а внутри
него — стеклянный дворец. Иван вошел во дворец, открыл железную дверь, но
внутри никого не нашел. Затем он открыл серебряную дверь, но и в этой комнате
никого не было. И тогда он открыл третью дверь, сделанную из чистого золота, и
увидел, что за ней сидит его жена и прядет лен. На нее было жалко смотреть —
такой горестный и измученный был у нее вид. Увидев Ивана, она бросилась ему на
шею и сказала: «О мой любимый, как долго я тебя ждала! Ты подоспел вовремя.
Если бы ты пришел немного позже, то никогда больше меня бы не увидел». И
царевна заплакала от счастья. Они обнялись и поцеловались, хоть Иван-царевич и
не знал, на каком свете он находится. И вот она снова обернулась кукушкой,
взяла Ивана под крыло и полетела домой. Там она снова превратилась в
прекрасную девушку и поведала мужу о том, что ее проклял отец и отправил на
три года в услуженье к змею, но теперь она расплатилась сполна. И стали они
жить счастливо и благодарить Бога за помощь.
В русской версии сказки вместо прыжка через обруч царевна, олицетворяющая
аниму, благодаря волшебству создает фантастические картины: она кладет в рукав
остатки яств, которые затем превращает в прекрасный сад, где ходит кот,
который поет песни и рассказывает сказки, а также создает лишь взмахом своей
левой руки поистине райское место. Здесь более наглядно показано, что анима
создает символические мир, так как она превращает обычную пищу,
предназначенную для тела, в пищу духовную, используя искусство и
мифологические сказки. Она воссоздает рай, некий архетипический мир фантазии.
Ученый кот олицетворяет природный дух, который является создателем фольклорных
песен и сказок. Мы можем видеть тесную связь между анимой и артистическими
способностями мужчины, а также ее взаимосвязь с миром фантазии. Мужчина,
который подавляет собственную аниму, одновременно подавляет и свое творческое
воображение.
Создание в танце своеобразного мира фантазий — в некотором роде fata morgana —
это мотив, схожий с прыганием через кольцо. Просто здесь мы имеем дело с
другой стороной создания символической жизни, в которой необходимо следовать
своим снам, фантазиям и другим импульсам, идущим от бессознательного; так как
именно фантазия придает жизни ту яркость и свежесть красок, которую
рациональный взгляд на вещи только разрушает. Фантазия — это не просто
причудливый бред эго, она поднимается из самых глубин психики; она создает
символические ситуации, которые придают жизни более глубокое значение и более
полное воплощение. И снова два других действующих лица воспринимают это
слишком конкретно. Так же как крестьянские девушки не смогли прыгнуть сквозь
кольцо, а только сломали себе ноги, в данном варианте старшие невестки
складывают остатки еды в рукава, подражая царевне-лягушке из-за собственного
тщеславия, и, соответственно, тут же терпят неудачу.
Но на этом все не заканчивается: Иван совершает ошибку, когда сжигает
лягушачью кожу своей жены. Это весьма распространенный мотив, который можно
встретить совсем в другой связи во многих других сказках. Сначала анима
предстает перед нами в животном обличье, например, как рыба или русалка, а еще
чаще в образе птицы, после чего она превращается в человека. Обычно
возлюбленный хранит ее бывшую шкуру животного или птичье оперение в одном из
ящиков комода. У них рождаются дети, и все, кажется, идет хорошо, но к
несчастью, однажды муж сильно обижает жену, обзывая ее русалкой, гусыней или
тем, кем она была до этого; она бросается к своему старому одеянию, снова его
надевает и исчезает. Дальше возможны два варианта завершения этой истории:
либо муж отправляется в долгий путь, чтобы вновь ее найти, либо она исчезает
навсегда, а муж умирает. На первый взгляд, может показаться, что было бы
лучше, если бы муж сжег кожу, так как, найдя ее, жена в ней исчезает. Но все
совсем наоборот. Он сжигает, считая, что так и надо; но это снова неверное
решение! В других волшебных сказках — например в сказке братьев Гримм «Ганс —
мой еж» — также присутствует мотив сожжения кожи животного. В этой сказке
говорится о заколдованном принце, который был превращен в ежа; но после того
как слуги невесты сожгли ежовую шкуру, он был спасен и благодарил всех за свое
освобождение. Таким образом, совсем не обязательно, что сожжение кожи
животного разрушительно само по себе; все зависит от контекста.
Мы никогда не узнаем из нашей сказки, почему то, что Иван сжег лягушачью кожу,
заставило его жену улететь из дома. Можно только предположить, что из-за
проклятия отца она должна была вернуться назад во тьму, чтобы искупать свои
грехи, так как ход событий был нарушен, и наказание стало более суровым. Но
это только наши предположения — в сказке на этот счет не дается никаких
объяснений. Волшебные сказки, в которых сожжение животной шкуры является
позитивным мотивом, связаны с многочисленными ритуалами перевоплощения с
помощью огня. В большинстве мифологических источников огонь обладает очищающим
и преобразующим качеством, благодаря чему часто используется в религиозных
обрядах. В алхимии, как буквально сказано в некоторых текстах, огонь
использовался для «выжигания всего лишнего» («burn away all superfluities»), с
тем чтобы осталось только неразрушимое ядро. Другими словами, сначала алхимики
сжигали большую часть некоторой субстанции, разрушая то, что можно было
разрушить. А то, что сохранилось в огне, рассматривалось как некий символ
бессмертия — уцелевшее ядро, не поддавшееся разрушению. Таким образом, огонь
обладает огромной силой преобразования. В некоторых гностических текстах огонь
также называют и судьей, потому что он, если так можно сказать, «судит» о том,
что должно быть разрушено, а что достойно того, чтобы выжить. Все
вышесказанное в полной мере относится и к психологическому значению огня, в
соответствии с которым он отвечает за интенсивность эмоциональных реакций и
аффектов. Без накала страстей невозможно дальнейшее развитие и достижение
более высокого уровня осознания; вспомним слова Господа: «Но как ты тепл, а не
горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Отк. 3, 16). Если в
процессе психоанализа человек остается спокойным и не страдает—если он не
испытывает ни отчаяния, ни ненависти, ни противоречий, ни ярости, ни
раздражения, ни чего-либо в этом духе — можно быть вполне уверенным, что не
произошло почти никаких изменений, и вся процедура прошла впустую. Таким
образом, огонь, даже в своем деструктивном аспекте (конфликты, ненависть,
ревность или любой другой аффект) ускоряет зреющий процесс и действительно
является «судьей», ибо именно он проясняет многие вещи. Люди, внутри которых
горит огонь, попадают в неприятности, но, по крайней мере, они пробуют что-то
сделать и страдают от безысходности. И чем больше этот огонь, тем больше
опасность деструктивного влияния эмоциональных взрывов, всех видов нанесения
вреда и проявлений злобы, но, с другой стороны, именно это поддерживает сам
ход процесса. Если же огонь гаснет, все потеряно. Поэтому алхимики считали,
что нельзя допускать, чтобы огонь затухал. Ленивый человек, позволивший своему
огню погаснуть, просто терпит поражение. Такие пациенты лишь вскользь
прикасаются к аналитической процедуре, но никогда не раскрываются в ней
полностью. В них нет нужного огня, и поэтому ничего не происходит. Таким
образом, огонь — это великий судия, который проводит различие между тем, что
осквернено чем-то, и тем, что нетленно, между тем, что значимо, а что — нет. И
поэтому в магических и религиозных ритуалах огонь считается священным, и ему
приписывается способность преобразовывать вещи. Однако во многих мифах он
изображается в виде великого разрушителя; иногда в них говорится о том, как
огонь сжег весь мир. Если во сне вы увидели, что огонь сжег целый город или
ваш дом, то, как правило, это означает, что какой-то уже обретший силу аффект
вышел из-под контроля. Как только любая эмоция выходит из-под контроля
человека, тут же появляется мотив несущего разрушение огня. Бывало ли так, что
в состоянии аффекта вы совершали ужасные, непоправимые поступки? Писали ли вы
когда-нибудь письма, о которых потом весьма сожалели? Или говорили что-нибудь,
за что потом готовы были отрезать себе язык? Возможно, вы действительно
совершали некоторые поступки под влиянием эмоций — и что-то уже нельзя
исправить, что-то разрушено навсегда, например, когда были порваны отношения с
каким-то человеком. Последнее, но не менее важное — это объявление войны,
которое часто делается в состоянии аффекта, и тогда разрушение получает
распространение в мировом масштабе. Разрушительные аффекты, как известно на
примере феномена толпы, очень заразительны. Один человек, потеряв контроль над
собой и дав волю разрушительным эмоциям, может вовлечь в них множество людей:
именно так возникают массовые вспышки ненависти, благодаря которым устраивают
расстрелы или линчевание — а все из-за внезапно вспыхнувшего аффекта, который
вырвался на свободы из-под контроля. Здесь мы имеем дело с пугающей
разрушительной силой эмоциональной вспышки; ее можно обнаружить и в
психотических констелляциях, где за фригидным внешним видом скрываются бурные
эмоции. Вспышку часто рассматривают как большой пожар, уничтожающий все на
своем пути; именно поэтому в состоянии возбуждения индивид становится
настолько опасным как для себя, так и для окружающих, что его нужно
изолировать. Сожжение лягушачьей кожи указывает на деструктивное воздействие
огня, но необходимо также принять во внимание, что лягушка —это холоднокровное
животное, живущее в воде, и поэтому влага ей жизненно необходима; а вода, как
известно, является противоположностью огню. Возможно, в этом заключается еще
одна причина, почему огонь оказывает на ее кожу настолько разрушительное
воздействие: он лишает царевну связи с ее водной природой. Что же это значит с
психологической точки зрения, если мужчина использует деструктивную силу огня
по отношению к своей «влажной» созидающей аниме? В данном контексте, как и в
реальной жизни, у анимы есть дар поэтической фантазии, она обладает
способностью создавать символические формы жизни. Поэтому, когда герой сжигает
ее кожу, то это подразумевает слишком аналитическую, слишком импульсивную,
слишком пылкую связь с творческой фантазией. Слишком энергично пытаясь вывести
свои фантазии на уровень осознания, а также интерпретируя их немедленно и
слишком поспешно, многие люди этим только разрушают свою тайную внутреннюю
жизнь.
Созидание иногда нуждается в защите темноты или в незамеченности. Ярким
примером такой естественной тенденции может служить, например, то, что многие
художники и писатели не любят показывать собственные произведения (картины или
романы), пока они не завершены. До этого момента они не выносят никаких, даже
положительных, оценок. Пылкие эмоциональные реакции на произведение,
восклицания типа «О, как это прекрасно!» могут полностью разрушить то
невидимое движение фантазии, которое необходимо творцу. Он может представить
свое творение на суд сознания, а также для эмоциональной оценки других людей
только после его завершения. Таким образом, почувствовав, что внутри вас
зародилась какая-то неосознанная фантазия, вы поступите мудро, если не будете
пытаться интерпретировать ее сразу же. Не пытайтесь насильно вывести ее на
уровень сознания, говоря, что знаете, в чем заключено ее значение. Пускай она
просто живет внутри вас, оставьте ее в полутьме, пока не поймете, куда она вас
ведет. Много позже, оглянувшись назад, вы удивитесь тому, что делали все это
время, как нянчились со своей странной фантазией, которая привела вас затем к
совершенно неожиданной цели. Например, в процессе рисования вам в голову
пришла идея, что хорошо было бы добавить и то, и это, и вы подумали: «Я знаю,
что все это значит!». Если это так, то отбросьте подобные мысли и позвольте
себе просто уйти в работу, погружаясь в нее все более и более, тогда
взаимосвязь символов во всем их разнообразии возникнет перед вами еще до того,
как вы осознаете их сущность.
А следовательно, используя в процессе психоанализа метод активного
воображения, я просто слушаю, и только по просьбе самого пациента, или если
фантазия слишком разыгралась и ее надо прервать, а также если ее ход уже
привел к какому-то заключению, можно проанализировать это тем же образом, что
и сон. Гораздо лучше, правда, не прерывать данный процесс анализом, так как в
этом случае к автору фантазий возвращается самосознание, и он уже имеет
представление о том, что бы это могло значить, а это препятствует дальнейшей
работе его фантазии.
Если неосознанная фантазия или иное бессознательное содержание отличаются
особенным пылом, а также отягощены влиянием аффекта, тогда они могут
прорваться в сознание, невзирая ни на какие преграды. Но бывают фантазии,
которые больше похожи на туман, они приходят в течение дня в виде какой-то
шаловливой мысли, например: отдыхая, вы прикуриваете сигарету, и неожиданно
возникает странная фантазия, но не обладающая достаточным энергетическим
зарядом. Если вы со всей горячностью отдадитесь таким мыслям, этим вы их
только разрушите. На маленькие создания — вроде гномов или кого-то еще — не
надо обращать внимания; просто позвольте им жизнь рядом с вами и не
вмешивайтесь в их секретные дела. Наша царевна-лягушка в значительной степени
относится к последней категории подобных созданий, потому что ученый кот
воплощает собой ее духовное начало, ибо поет фольклорные песни и рассказывает
сказки; и если воспринимать такой артистизм и веселость ее духовного начала
слишком серьезно и с излишней аффектацией, то можно все разрушить. Вероятно,
именно поэтому Иван совершает такую большую ошибку, сжигая лягушачью кожу.
Этим он только мешает настоящему освобождению анимы.
То, что он может снова ее найти где-то на краю света, часто встречается в
волшебных сказках. Герой встречается со своей суженой, но из-за какой-то
ошибки вновь ее теряет и должен отправиться в дальний путь за тридевять
земель, за тридевять морей, чтобы ее найти. Такой двойной ритм напоминает о
том, что в психоанализе называется первым очевидным успехом и возникает обычно
в самом начале. Часто такое случается с людьми, которые долгое время
находились в невротическом состоянии, потеряв связь с ходом жизни и лишившись
надежды найти выход из создавшегося положения. Когда они впервые приходят к
психоаналитику и чувствуют теплую поддержку другого человека (а также через
сны — внезапный контакт с иррациональными возможностями) или у них появляются
сны, которые указывают, что, даже если с точки зрения осознания жизнь выглядит
безнадежной, позитивный выход есть: он заключен в иррациональной природе
бессознательного. В таком случае, после первых часов психоаналитической
процедуры, часто возникает удивительное облегчение, все тревожные симптомы
исчезают, и человек испытывает чувство чудесного исцеления. Никогда не
попадайтесь на это! .Ибо это верно лишь для пяти процентов от общего числа
случаев. Для остальных же девяноста пяти процентов характерно следующее
развитие событий: через некоторое время страдания и мучения возобновляются, а
с ними возвращаются и все симптомы. Подобная «эйфория» в начале психоанализа
возникает в том случае, когда сознательный невротический аттитьюд слишком
отдалился от тенденций бессознательной жизни, и соединить их вместе совершенно
невозможно. Когда вы соединяете их в первый раз, все вроде бы становится на
свои места; но затем обе противоположности снова расходятся, и все
возвращается к старому. Настоящее выздоровление возможно лишь тогда, когда
устанавливаются достаточно постоянные отношения между сознанием и
бессознательным; когда они не подобны кратковременным вспышкам, а, наоборот,
выступают как долговременные взаимоотношения. Чтобы добиться этого, необходимо
много времени; только тогда вы можете быть уверены, что застрахованы от
рецидивов. Тем не менее, этот первоначальный ошеломляющий успех — событие
архетипическое.
Я часто задаю себе вопрос, почему бессознательное, или природа (называйте это,
как хотите), играет с человеком такую злую шутку — сначала исцеляет, а затем
снова бросает на произвол. Зачем махать вкусной сосиской перед носом собаки, а
затем ее забирать? Ведь так поступать нехорошо. Однако в этом, по-видимому,
заключено глубокое значение и конечная цель. Если человек не получит хотя бы
приблизительного представления о том, как все будет, когда он вылечится, то
ему может не хватить сил, чтобы пройти через все тернии аналитического
процесса. И только память об этом быстро промелк-нувшем перед ним рае придаст
ему сил, чтобы продолжать свой путь во тьме. Возможно, в этом заключается одна
из причин того, почему в начале процесса бессознательное иногда предоставляет
человеку удивительную возможность исцеления — когда все становится на свои
места, и в жизни появляется счастье,— а потом ее отнимает. Этим оно как бы
говорит: «Посмотри, что тебя ждет впереди, но прежде, чем ты получишь это, ты
должен осознать и то и другое, и третье, и еще много всего». Я обнаружила это
на практике, когда люди, испытавшие «эйфорию» от первых успехов, признавались
мне, что теперь они поверили в исцеление, поскольку почувствовали, избавившись
на время от своих симптомов, что такая возможность действительно существует. И
это придало им мужества справиться с создавшейся ситуацией. То же происходит и
в нашей сказке: если бы Иван не увидел свою невесту в образе прекрасной
девушки и между ними не возникло бы никаких отношений, то навряд ли бы он
отправился за ней в тридесятое царство на самый край земли.
В сказке есть и еще один очень интересный мотив. Царевна-лягушка была проклята
отцом за некий проступок. Нет уверенности в том, что она действительно
совершила что-то дурное, возможно, это было грехом только в глазах ее отца.
Тем не менее она сделала нечто, что его сильно разозлило, и он ее проклял;
после чего она была вынуждена жить в лягушачьем обличье во власти змея, спасти
откуда ее должен был Иван.
Такой мотив сложен для понимания с психологической точки зрения, так как
применительно к сказке «Три перышка», которая была использована для анализа,
мы предположили, что анима представлена в виде жабы, так как сознание потеряло
связь со своим женским началом. В сознательной ситуации присутствовали только
король, три его сына и отсутствовал какой-либо женский принцип, поэтому весь
женский мир был угнетен и существовал в дегенеративной форме. В сказке о
царевне-лягушке исходная ситуация совсем другая, так как у царя есть жена; а
следовательно, в ситуации присутствует материанский принцип, и, таким образом,
женское начало не утрачено сознанием, поэтому мы и не можем говорить о простом
подавлении анимы. Но здесь возникает другая проблема: царевна-лягушка
разозлила своего отца, о котором мы знаем совсем немного, и он ее проклял,
обрекая пребывать в столь низменном состоянии. Приводимая ниже схема проясняет
данную ситуацию:
Царь о------------о Царица
о о о 3 сына
--------------------Порог сознания
Нормальный процесс интеграции
Царевна-лягушка
Ее отец Переход к бессознательному вследствие проклятия
В верхней части мы имеем пять действующих лиц вместо четырех, как это было
представлено в сказке «Три перышка», следовательно, здесь изначально
представлена совершенно другая структура. Можно отметить, что перед нами
обыкновенная, сбалансированная семья; и хотя в ней есть некоторый перевес в
сторону мужского начала, по сравнению с женским, все же нет недостатка в
чем-либо жизненно важном. Ниже линии порога сознания помещены царевна-лягушка
и ее отец.
Таким образом, ее отец, о котором упоминается только в конце нашей сказки,
налагает на свою дочь проклятие, переносящее ее из области сознания в глубины
бессознательного. Этим он изменяет естественное течение ее жизни, не давая ей
возможности подняться до уровня сознания и интегрироваться. Мы не знаем,
почему отец царевны-лягушки поступает с ней подобным образом, очевидно только,
что он не хочет, чтобы его дочь на уровне сознания выходила замуж. Можно
предположить, однако, что у него есть для этого свои веские причины. Может
быть, он хочет сохранить ее для себя, ведь подобным образом поступают многие
отцы. Точно мы этого не знаем, ибо очень трудно делать предположения
относительно таких семейных неурядиц, происходящих на уровне бессознательного.
(Если задуматься, то семейные конфликты на уровне бессознательного, вообще
говоря, представляют собой ужасное зрелище.) На языке психологии это означает,
что внутри бессознательного один бессознательный архетипический комплекс воюет
с другим. Основываясь на собственном опыте, могу сказать, что такой конфликт
рикошетом возникает из-за нарушения равновесия между областью сознания и
областью бессознательного. Можно предположить (хотя я могла бы привести и
другие примеры, которые обнаруживают это более явно), что отец (помещенный в
нижней части схемы) пребывает в напряженных конфликтных отношениях с царем
(помещенным вверху схемы). Эти два отца находятся в состоянии войны, однако
вместо того, чтобы напасть на царя, помещенный внизу отец забирает назад свою
дочь.
Кто же такой отец царевны-лягушки? Кто является отцом анимы? В большинстве
европейских сказок, в которых ощутимо влияние христианства, отцом анимы
выступает дьявол. Но в европейских странах, где влияние христианства не так
велико, он предстает перед нами в образе Бога (который являлся предшествующим
по времени). Например, в германских странах отец анимы появляется в образе
старика с характером Вотана; в еврейских преданиях он — старый бог пустыни или
демон; в исламских волшебных сказках — это великий джин, который является
языческим демоном доисламских времен. Таким образом, отец царевны-лягушки
может служить олицетворением предшествовавшего образа Бога, который
противоположен новому господствующему Бого-образу и вытеснен им. Новая
управляющая доминанта сознания обычно накладывается на более старый образ того
же рода, и часто между ними существует скрытая напряженность. Именно это
является причиной того, что происходит с анимой.
Особое значение это имеет для практической жизни; например, часто мы видим,
что анима мужчины является какой-то устаревшей. Нередко она связана с
историческим прошлым, и это объясняет, почему мужчины, такие смелые новаторы в
сознательной жизни, склонные к любым изменениям и реформам, становятся
сентиментальными консерваторами, как только подпадают под влияние настроения
анимы. Они могут быть удивительно сентиментальными; например, совершенно
безжалостный бизнесмен, который не задумываясь разоряет других людей, может
распевать детские песенки под рождественской елкой, словно он не способен
обидеть даже мухи. В это время его анима возвращается в традиционный мир
детства. То же самое можно наблюдать и в сфере интимных отношений (эроса);
например, когда существует вера в установленные порядки, которой
придерживаются некоторые мужчины. В этом также видно влияние анимы. Именно
благодаря подобным представлениям мужчины оказываются крепко привязанными к
прошлому. Женщины, которые, как известно, более консервативны в сознательной
жизни (считается, что они до сих пор мешали бы суп палочкой, если бы мужчины
не изобрели ложку), часто обладают анимусом, взгляд которого направлен в
будущее, и талантом, способствующим изменениям. Часто это проявляется в
интересе женщин к разнообразным новым движениям. В Древней Греции культ
Диониса в первую очередь был воспринят и почитался именно женщинами. И даже
христианские общины поначалу держались на религиозном воодушевлении женщин, а
не мужчин.
Когда старый Бого-образ привязывает аниму к прошлому, тогда, естественно,
между новым сознательным аттитьюдом и более старым снова открывается, и из нее
появляется анима. Таким образом, в сущности верно предположение братьев Гримм,
что рассказывание сказок относится к языческому прошлому. В соответствии с
русской версией, царевна-лягушка рассказывает сказки, и все же она никак не
может подняться на уровень реальности, где правит царь. Настоящий конфликт
между фигурами двух отцов. С подобной ситуацией можно столкнуться, если
существует некий конфликт в бессознательном: когда одно бессознательное
содержание сталкивается с другим, которое, вместо того чтобы ответить ему,
наносит удар совершенно другому, и таким образом осуществляется непрямое
воздействие. Наглядной иллюстрацией этого может служить известная сказка, в
которой хозяйка ругает кухарку, которая, в свою очередь, бьет на кухне
служанку, а та пинает собаку, после чего она кусает кошку и т. д. Конфликт
«передается» от одного к другому и каждый раз проявляет себя в совершенно иной
сфере, так что вы уже и не знаете, в чем заключался подлинный. Вот почему
следует всегда обращаться к параллельным вариантам и исходить из целостного
контекста, с тем чтобы понять более глубокие связи. А они иногда открывают
подлинные глубины, подобные тем, которые таит в себе затронутый нами вопрос об
образе Бога.
|
