Степан Писахов
Мамай
Непонятные слова - здесь
Видишь ножик, которым лучину щиплют? Я его из
Мамаевой шашки сам перековал. Эх, был у меня бубен из Мамаевой кожи. Совсем
особенный: как в него заколотишь, так и травы, и хлеба бегом в рост пустятся.
Коли погода тепла да
солнышко, да утречком в Мамаев бубен колотить станешь, вот тут начнут расти и
хлеба, и травы. К полдню поспеют - и жни, молоти, вечером хлеб свежой пеки. А с
утра заново выращивай, вечером опять новый хлеб. И так каждый теплый день.
Только анбары набивай да кому надо уделяй.
А ты говоришь - не
жил в то время! Лучше слушай, что расскажу, сам поймешь: не видавши не
придумать. Мамай, известно дело, басурманин был, и жен у него цельно стадо было,
все жены как бы двоюродны, а настояща одна Мамаиха. Мне она по ндраву пришлась:
пела больно хорошо. Бывало, лежим это на полатях, особенны по моему указанию в
Мамаихином шатру были построены. Лежим это, семечки щелкам и песню затянем.
Запели жалостну, протяжну.
Смотрю, а собака
Кудя... Вишь, имя запомнил, а ты не веришь! Так сидит эта собака Кудя и горько
плачет от жалостной песни, лапами слезы утират. Мы с Мамаихой передохнули,
развеселу завели. Кудя встряхнулась и плясом пошла.
Птицы мимо летели, остановились, сердечны, к нашему пенью прибавились голосами.
Даже Мамайка - это я Мамая так звал - сказывал не однажды:
- И молодец ты,
Малина, песни тянуть. Я вот никакой силе не покорюсь, а песням твоим покорен
стал.
Надо тебе про Мамая
сказать, какой он был, чтобы убедить тебя, что в ту пору я жил. Я тако скажу,
что ни в каких книгах не написано, только у меня в памяти.
К примеру, вид Мамаев: толстой-претолстой, живот на подпорках, а подпорки на
колесиках. Мамай ногами брыкнет, подпорки на колесиках покатят, будто лисапед
особого манеру.
Ну кто тебе скажет
про Мамаевы штаны? А таки были штаны, что одной штаниной две деревни закрыть
можно было.
Вот раз утресь
увидал я с полатей: идет на Мамая флот турецкой, Мамай всполошился. Я ему и
говорю:
- Стой, Мамай,
пужаться! С турками я справлюсь. Вытащил я пароходишко, с собой был прихвачен на
всякой случай. И пароходишко немудрящий - буксиришко, что лес по Двине тащит.
Ну, ладно. Пары
развел, колесом кручу, из трубы дым пустил с огнем. Да как засвищу, да на турок!
Турки от страху
паруса переставили и домой без оглядки!
Я ход сбавил .и тихо
по морю еду с Мамаихой. Рыбы в переполох взялись. Они, известно, тварь
бессловесна, а нашли-таки говорящу рыбу Выстала говоряща рыба и спрашиват:
- По какому такому
полному праву ты, Малина, пароход пустил, когда пароходы еще не придуманы?
Я объяснил честь
честью, что из нашего времени с собой прихватил. Успокоил, что вскорости домой
ухожу.
Прискучило мне Мамая
терпеть. Я ему и говорю:
- Давай, кто кого перечихнет. Я буду чихать первый.
Согласился Мамай, а
на чих он здоров был. Как-то гроза собралась. Тучи заготовку сделали. Большущи,
темнящи. Вот сейчас катавасию начнут.
А Мамай как
понатужился, да полно брюхо духу набрал, да как чихнет! Тучи котора куды. И про
гром и про молнию позабыли.
Ну, ладно, наладился
я чихать, а Мамай с ордой собрался в одно место. Я чихнул в обе ноздри - земля
треснула. Мамай со всем войском провалился.
Мне на пустом месте
что сидеть. Одна головня в печке тухнет, а две в поле шают.
Пароходишко завел да
прямиком до Уймы. Городов в тогдашне время мало было, а коли деревня попадалась,
подбрасывало малость.
Остался у меня на
память платок Мамаихин, из его сколько рубах я износил, а жона моя сколько
сарафанов истрепала.
Да ты, гостюшко,
домой не торопись, погости. Моя баба и тебе рубаху сошьет из Мамаихинова платка.
Носи да встряхивай - и стирать не надо, и износу не будет, и мне верить будешь.
Писахов С. Х. Ледяна колокольня: Сказки и очерки/Сост. Л.
Ю. Шульман.-
М.: Сов. Россия, 1992.- 320 с.- (Живое русское слово).
|