После первой весенней бури в долину пришли беспокойство и перемены. Гости еще
сильней затосковали по дому. Один за другим отправлялись они в путь, чаще всего
ночью, когда снежный наст твердый и по нему легче было идти. Кое-кто смастерил
себе лыжи, и каждый захватил на дорогу хотя бы маленькую баночку с вареньем.
Уходившие последними поделили между собой банку клюквенного варенья.
Вот и самые последние гости перешли мост, и погреб с вареньем совсем опустел.
– Теперь мы остались втроем, – сказала Туу-тикки, – ты, я да малышка Мю. А все
таинственные, загадочные существа спрятались до следующей зимы.
– Я так и не разглядел того, с серебристыми рогами, – вздохнул Муми-тролль. – И
тех малюток с длинными ногами, которые скользили по льду. Или то черное с
необычайно огромными глазами, что перелетело через костер.
– Их царство – зима, – объяснила Туу-тикки. – Разве ты не видишь, что скоро
наступит весна?
Муми-тролль покачал головой.
– Еще рано. Я не узнаю ее, – сказал он.
Но Туу-тикки вывернула наизнанку свою красную шапчонку – подкладка ее оказалась
нежно-голубой.
– Я всегда выворачиваю наизнанку шапчонку, когда нос мой чует весну, –
проговорила она. И, усевшись на крышку колодца, запела примерно так:
Я – Туу-тикки,
чую носом теплые ветры.
Теперь налетят великие бури.
Теперь понесутся грохочущие лавины.
Теперь я переверну всю землю,
так что все станет по-другому,
и все смогут снять шерстяные вещи
и положить их в шкаф.
Однажды вечером Муми-тролль возвращался из купальни и вдруг замер посреди дороги
и навострил уши.
Стояла обычная, теплая ночь, полная трепета и шорохов. Деревья давно стряхнули с
себя снег, и Муми-тролль слышал, как колышутся в темноте их ветви.
Издалека, с юга, налетел сильный порыв ветра. Муми-тролль почуял, как ветер с
шумом промчался мимо него по лесу к противоположному склону горы.
Каскад водяных капель обрушился с деревьев вниз в темнеющий снег, и Муми-тролль,
подняв нос, принюхался.
Может, это был запах земли. Муми-тролль пошел дальше, уже зная, что Туу-тикки
права: в самом деле наступает весна.
Впервые за долгое время Муми-тролль внимательно посмотрел на своих спящих папу и
маму. Он подержал лампу и над фрекен Снорк, задумчиво разглядывая ее челку,
которая блестела при свете лампы. Фрекен Снорк действительно была очень мила.
Как только она проснется, она тут же кинется к шкафу и вытащит свою зеленую
весеннюю шляпу. Так она делала всегда.
Муми-тролль поставил лампу на выступ изразцовой печи и оглядел гостиную.
Комната, по правде говоря, выглядела ужасно. Много вещей было раздарено, взято
на время или попросту украдено каким-нибудь легкомысленным гостем.
А те вещи, что еще остались, находились в невообразимом беспорядке. Кухня была
завалена немытой посудой. Огонь в печи парового отопления угасал, потому что
кончились дрова. Погреб с вареньем опустел. Оконное стекло было разбито.
Муми-тролль погрузился в раздумье.
С крыши дома начал медленно сползать мокрый снег. И когда он падал, раздавался
грохот. В верхней части окошка, выходившего на юг, внезапно показался клочок
пасмурного ночного неба.
Подойдя к парадной двери, Муми-тролль потрогал ее. Ему показалось, что она
чуть-чуть подалась. Тогда, упершись лапами в пол, он стал толкать ее изо всех
сил.
Медленно, медленно, отодвигая огромные снежные сугробы, входная дверь
отворялась.
Муми-тролль не сдавался – и вот дверь распахнулась навстречу ночи. Ветер
ворвался прямо в гостиную. Он смел пыль с люстры, окутанной тюлем, взметнул золу
в печи. Потом чуть приподнял глянцевые картинки, крепко приклеенные к стенам.
Одна из них отклеилась и вылетела за дверь.
В комнате стоял запах ночи, хвойного леса, и Муми-тролль подумал: "Вот хорошо!
Надо время от времени проветривать своих родственников".
Выйдя на крыльцо, он стал вглядываться во влажную мглу.
– Теперь у меня есть все, – сказал Муми-тролль самому себе. – Весь год в моем
распоряжении. И зима тоже. Я первый в мире муми-тролль, который прожил, не
погрузившись в зимнюю спячку, целый год.
Собственно говоря, тут бы и следовало завершить эту зимнюю сказку. Рассказ о
первой весенней ночи и о ветре, ворвавшемся в гостиную, в своем роде эффектная
концовка. А там придумывай себе на свободе, что было дальше. Но на самом деле
это означало бы самый обыкновенный самообман.
Разве можно наверняка знать наперед, что скажет например, мама, когда проснется?
И останется ли предок муми-троллей в изразцовой печи? И успеет ли вернуться
Снусмумрик до того, как будет написана последняя страница этой книги? И
расстроится ли Мюмла, лишившись картонной коробки? И где будет жить Туу-тикки,
когда купальня снова станет купальней? И еще останется выяснить множество других
вещей.
Так что, пожалуй, правильней всего продолжить рассказ.
Ну, а самое главное – это ледоход; такое замечательное событие обойти никак
нельзя.
И вот наступил таинственный месяц. Он принес яркие солнечные дни, капель с крыш,
ветры и мчащиеся тучи, лютую стужу по ночам, твердый снежный наст и
ослепительный лунный свет. Муми-тролль бегал по долине вне себя от гордости и
ожидания.
Пришла весна, но вовсе не такая, какую он себе представлял. Вовсе не та весна,
что освободила его от чуждого и враждебного мира, а весна – естественное
продолжение того нового и удивительного, что он преодолел и с чем сумел
освоиться.
Муми-тролль надеялся, что весна– будет долгой и он сможет сохранить чувство
ожидания как можно дольше. Каждое утро он почти боялся величайшего чуда – а
вдруг кто-то из его семейства проснется.
Он осторожно передвигался по гостиной, боясь на что-нибудь наткнуться. А потом
мчался в долину, вдыхал новые запахи и смотрел, что случилось за это время.
С южной стороны дровяного сарая начал оголяться клочок земли. Березки оделись
нежной красноватой дымкой, видной только на расстоянии. Солнце припекало
сугробы, которые стали совсем прозрачными и потрескивали, точно стекло. А лед
потемнел, словно сквозь него просвечивала морская синева.
Малышка Мю по-прежнему каталась на самодельных коньках – всюду, где еще можно
было кататься. Вместо крышек от банок она приспособила к ботинкам поставленные
ребром кухонные ножи.
Муми-тролль видел даже восьмерки, которые она выписывала своими коньками, но
саму малышку Мю никогда не встречал.
Она всегда обладала способностью развлекаться одна, и что бы она ни думала о
весне и как бы она ей ни нравилась, у малышки Мю не было ни малейшего желания
высказываться по этому поводу.
Туу-тикки занималась весенней уборкой в купальне.
Она дочиста выскребла все красные и зеленые оконные стекольца, чтобы первой
весенней мухе было приятно сесть на них, она развесила на солнце купальные
халаты и пыталась починить резинового хемуля.
– Теперь купальня станет снова купальней, – сказала она. – Чуть позднее, когда
наступит тепло и все зазеленеет, ты будешь лежать на нагретых солнцем мостках
купальни и слушать, как волны плещутся о берег...
– Почему ты не говорила об этом зимой? – спросил Муми-тролль. – Это утешило бы
меня. Я сказал: "Здесь росли яблоки". А ты ответила: "Теперь здесь растет снег".
Разве ты не поняла, что я сразу захандрил?
Туу-тикки пожала плечами.
– Нужно доходить до всего своим умом, – сказала она, – и переживать все тоже
одному.
Солнце припекало все жарче.
Оно пробуравило небольшие ямки и канальцы во льду, и море подо льдом, волнуясь,
стремилось наверх.
По ночам Муми-тролль слышал, как в спящем доме что-то щелкает и трещит.
Предок не подавал признаков жизни. Он закрыл за собой печные вьюшки и, быть
может, перенесся в другие времена, те, что были тысячу лет назад. Шнурок от
вьюшки вместе с кисточкой, бисером и прочей роскошью исчез в щелке между
изразцовой печью и стеной.
"Шнурок ему понравился", – подумал Мумитролль. Теперь он уже больше не спал в
корзине с древесной стружкой, а перебрался на свою собственную кровать. По утрам
солнце все глубже и глубже заглядывало в гостиную, удивленно освещая паутину и
хлопья пыли. Самые крупные, сбившиеся в клубок хлопья Муми-тролль выносил на
веранду, а мелким и легким позволял кататься взад-вперед как им вздумается.
В полдень земля под окном, выходящим на юг, нагрелась. В глубине ее зашевелились
коричневые луковицы цветов и крохотные корни растений, которые жадно впитывали
тающий снег.
А однажды ветреным днем, до того, как наступить сумеркам, послышался сильный и
величественный грохот в открытом море.
– Ага, – сказала Туу-тикки, ставя чашку с чаем на стол. – Вот и весенняя
канонада.
Лед медленно вздыбился, и снова раздался грохот.
Муми-тролль выскочил из купальни и стоял, прислушиваясь, на теплом ветру.
– Посмотри, вот наступает море, – сказала за его спиной Туу-тикки.
Далеко-далеко в море шипели белопенные волны, сердитые, голодные, поглощавшие
одну за другой глыбы зимнего льда.
Но вот ближе к берегу лед раскололся, черные трещины разбежались в разные
стороны, а потом исчезли из виду. Море вздыбилось снова. И снова по льду
разбежались трещины. Они становились все шире и шире.
– А я знаю кого-то, кто очень спешит, – сказала Туу-тикки.
Конечно, это была малышка Мю. Без нее уж было никак не обойтись. Она наверняка
заметила: что-то происходит, и ей нужно было все как следует разглядеть даже
там, где море очистилось ото льда. Она подкатила к самому краю льдины и выписала
лихую восьмерку у самого рокочущего моря.
Затем, повернувшись, быстро помчалась по треснувшим льдинам.
Сначала трещины были совсем тонкими. Но они уже издалека предупреждали:
"Опасно".
Лед вздымался и опускался, а порой раздавался настоящий
празднично-разрушительный салют, от которого по спине восхищенной малышки Мю
пробегал холодок.
"Только бы эти болваны не вздумали выйти на лед спасать меня, – подумала она. –
Они только испортят мне праздник".
Она помчалась так, что кухонные ножи чуть не сплющились, но берега все равно не
было видно.
Теперь трещины расширились и превратились в реки. На лед плеснула маленькая
сердитая волна.
Внезапно море наполнилось качающимися ледяными островками, беспорядочно
ударявшимися друг о друга. На одном из таких островков застряла малышка Мю. Она
видела, как полоса воды вокруг нее все расширяется, и, не очень-то испугавшись,
подумала: "Вот так хорошенькая история!"
Муми-тролль тут же ринулся ее спасать.
А Туу-тикки, поглядев еще немного, пошла в купальню и поставила воду на огонь.
"Да, да, – думала она, вздыхая. – Вот так бывает всегда в приключенческих
повестях. Все только и делают, что спасают друг друга и спасаются сами. Хотела
бы я, чтобы кто-нибудь когда-нибудь написал о той, кто пытается потом согреть
героев".
Муми-тролль бежал по льдине, а рядом с ним, не отставая ни на шаг, бежала
маленькая трещина, с которой он не спускал глаз. Муми-тролль чувствовал: в море
поднялась мертвая зыбь, и льдина вздыбилась, потом она треснула и начала
качаться.
Малышка Мю спокойно стояла на своем ледяном островке, разглядывая прыгающего по
льдине Мумитролля.
Он был похож на подскакивающий резиновый мячик, а глаза у него от любопытства и
напряженного ожидания были круглые, словно шарики. Когда он остановился возле
малышки Мю, она, протянув к нему лапку, сказала:
– Посади меня к себе на голову, чтоб я могла поскорее соскочить, когда увижу,
что ты гибнешь.
Крепко схватив его за уши, она закричала:
– К берегу, поворот!
Муми-тролль бросил быстрый взгляд в сторону купальни. Из трубы вился дымок, но
никто не стоял на мостках причала и никто не беспокоился о них с Мю. Муми-тролль
помедлил минутку, чувствуя, как от разочарования у него внезапно устали ноги.
– Полный вперед! – опять закричала малышка Мю.
И, стиснув зубы. Муми-тролль устремился вперед. Ноги у него дрожали от
усталости, и всякий раз, перескакивая на новую льдину, он чувствовал, как вода
холодным душем окатывала ему живот. Но он бежал и бежал.
Море вскрылось ото льда, и волны танцевали вальс.
– Подпрыгивай вместе с волнами, – разорялась малышка Мю. – Вот еще одна волна...
Ты чувствуешь ее под ногами... Прыг!
И как раз в ту минуту, когда волна медленно выбивала льдину из-под ног
Муми-тролля, он прыгал на другую.
– Раз, два, три, – считала в ритме вальса малышка Мю. – Раз, два, три, погоди –
раз, два, три. Прыг!
Его ноги дрожали, а живот и грудь совсем похолодели. Внезапно пасмурное небо
прорезали багряные лучи заходящего солнца, а лед и волны заблестели так, что
глазам стало больно. Спина Муми-тролля нагрелась, но живот его мерз все сильнее,
и весь этот суровый мир танцевал вместе с ним вальс.
Из окошка купальни за ними внимательно следила Туу-тикки и вот теперь поняла:
дело плохо.
"Ай, ай, – подумала она. – Ведь он не знает, что я все время наблюдаю за ним..."
Туу-тикки поспешила на мостки причала и крикнула:
– Браво!
Она чуть было не опоздала.
Муми-троллю не удалось на этот раз перепрыгнуть на новую льдину, и он упал, по
уши погрузившись в море, и маленькая веселая льдинка неустанно толкала его в
затылок.
Отпустив уши Муми-тролля, малышка Мю прыгнула на берег. Гоп-ля! Удивительно, до
чего легко со всем справляешься, если тебя зовут Мю!
– Держи! – сказала Муми-троллю Туу-тикки, протянув ему свою крепкую лапку. Она
лежала животом вниз на стиральной доске Муми-мамы и смотрела в его взволнованные
глаза. – Так, так... – сказала она.
Туу-тикки медленно вытащила его на край льдины. Он вскарабкался на берег и
сказал:
– Ты даже не вышла посмотреть...
– Я видела тебя в окошко, – огорченно сказала Туу-тикки. – А теперь иди в
купальню и согрейся.
– Нет, я пойду домой, – ответил Муми-тролль.
Встав на ноги, он, ковыляя, отправился к дому.
– А подогретый сок?! – закричала ему вслед Туутикки. – Не забудь выпить
чего-нибудь теплого!
Дорога была мокрой от тающего снега, и Мумитролль ступал на корни деревьев и
хвойные иголки; его трясло от холода, а ноги по-прежнему противно дрожали. Он едва повернул голову, когда прямо перед ним перебежал дорогу маленький
– Счастливой весны! – рассеянно сказал бельчонок.
(назад к тексту)
– Не очень-то она счастливая! – ответил Мумитролль и пошел дальше.
Вдруг он резко остановился и уставился на бельчонка. У бельчонка был длинный
пушистый хвостик, блестевший в лучах заходящего солнца.
– Это тебя зовут – бельчонок с хорошеньким хвостиком? – медленно спросил
Муми-тролль.
– Ясное дело, меня! – ответил бельчонок.
– Так это ты! – воскликнул Муми-тролль. – Это и вправду ты? Тот, что повстречал
Ледяную деву?
– Не помню, – сказал бельчонок. – Ты ведь знаешь, я такой забывчивый.
– Постарайся вспомнить, – умолял бельчонка Муми-тролль. – Разве ты не помнишь
хотя бы тот уютный матрасик с клочьями шерсти?
Почесав себя за ушком, бельчонок задумался.
– Я помню много всяких разных матрасиков, – сказал он, – с клочьями шерсти и без
них. Лучше клочьев шерсти я не знаю ничего.
И бельчонок беспечно поскакал дальше в лес.
"Ну, это надо будет выяснить позднее, – подумал Муми-тролль. – Мне сейчас
слишком холодно, мне надо домой..."
И он чихнул, так как впервые в жизни сильно простудился.
Котел парового отопления в погребе остыл, и в гостиной было очень холодно.
Дрожащими лапами Муми-тролль накладывал на живот и грудь один коврик за другим,
но никак не мог согреться. Ноги болели, в горле саднило. Жизнь внезапно стала
такой горестной, а мордочка казалась чужой и слишком большой. Муми-тролль
попытался свернуть свой холодный как лед хвост, но тут он снова чихнул.
И тогда его мама проснулась.
Она не слыхала залпов канонады во время ледохода, не слыхала она и снежного
бурана, завывавшего в изразцовой печи. Ее дом был полон шумных гостей, а
будильники звонили всю зиму, так ни разу и не разбудив ее.
Теперь же она открыла глаза и, окончательно проснувшись, посмотрела в потолок.
Потом, усевшись на кровати, она сказала:
– Ну вот, ты и простудился.
– Мама, – стуча зубами, ответил Муми-тролль, – если б я только был уверен в том,
что это тот самый бельчонок, а не какой-нибудь другой.
Мама тут же направилась в кухню подогреть сок.
– Там грязная посуда! – несчастным голосом закричал Муми-тролль.
– Ничего, – сказала мама. – Все уладится.
Она нашла несколько поленьев за помойным ведром. А из своего потайного шкафа
вытащила смородиновый сок, какой-то порошок и фланелевый шейный платок.
Когда вода закипела, она смешала порошок – сильное средство от простуды – с
сахаром, имбирем и ломтиками высохшего лимона, который лежал за грелкой для
кофейника, почти на самой верхней полке.
Но грелки для кофейника теперь уже больше не было. Не было даже кофейника.
Однако Муми-мама этого не заметила. На всякий случай она пробормотала маленький
волшебный стишок над лекарством от простуды. Стишку этому она выучилась у своей
бабушки, маминой мамы. Потом она пошла в гостиную и сказала:
– Выпей лекарство, пока оно теплое.
Муми-тролль выпил лекарство, и нежное тепло заструилось в его промерзший живот.
– Мама, – сказал он. – Я должен тебе столько всего объяснить...
– Сначала ты должен выспаться, – прервала его мама, обмотав ему вокруг шеи
фланелевый платок.
– Только одно, – сонно сказал он. – Обещай, что ты не затопишь печь, там живет
наш предок.
– Конечно, не затоплю, – ответила мама.
Внезапно ему стало совсем тепло, и он почувствовал, что спокоен и ни за что
больше не должен отвечать. Тихонько вздохнув, он зарылся носом в подушку. И тут
же уснул, позабыв обо всем на свете.
Мама сидела на веранде и жгла киноленту увеличительным стеклом. Лента дымилась и
горела, а едкий приятный запах щекотал маме нос.
Солнце было жарким, так что от мокрой веранды шел пар, но в тени за крыльцом
стоял ледяной холод.
– Вообще-то надо бы просыпаться чуть раньше по весне, – заметила мама.
– Это так правильно! – согласилась с ней Туу-тикки. – Он еще спит?
Мама кивнула.
– Ты бы видела, как он прыгал по льдинам! – гордо сказала малышка Мю. – Это
он-то, который прохныкал ползимы и приклеивал к стенам глянцевые картинки.
– Знаю, я их видела, – ответила мама. – Наверно, ему было страшно одиноко.
– А потом он пошел и отыскал какого-то древнего предка, – продолжала малышка Мю.
– Пусть сам расскажет все, когда проснется, – решила Муми-мама. – Вижу, здесь
произошло немало событий, пока я спала.
С кинолентой было уже покончено, а кроме того, мама умудрилась выжечь на веранде
круглую черную дыру.
– Следующей весной я должна проснуться раньше всех, – повторила мама. – Чтобы
пожить немного спокойно и делать все, что захочется.
Когда Муми-тролль наконец проснулся, горло у него больше не болело.
Он увидел, что мама сняла с люстры тюлевый чехол и повесила занавески. Мебель
стояла на своих прежних местах, а вместо разбитого стекла был вставлен лист
картона. Все хлопья пыли исчезли.
Но хлам, который предок набросал возле печки, лежал нетронутым. На красочном
плакате мама написала: "ТРОГАТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ!"
Из кухни доносился успокаивающий звон посуды, которую мыла мама.
"Рассказать ей о том, кто живет под кухонным столиком? – подумал Муми-тролль. –
А может, не надо..." Он раздумывал, надо ли ему еще немножко притворяться
больным – пусть за ним поухаживают. Но потом решил, что будет еще интереснее
позаботиться о маме, развлечь ее. Тогда он вышел на кухню и сказал:
– Пойдем, я покажу тебе снег.
Мама тотчас же бросила мыть посуду, и они вышли на солнце.
– Снега осталось не так уж много, – объяснил Муми-тролль. – Но ты бы видела,
сколько его зимой! Весь дом был завален сугробами! Можно было провалиться до
самого носа. Понимаешь, снежинки падают с неба, словно маленькие-премаленькие
холодные звездочки, а наверху, в черном небе, висят голубые и зеленые занавески,
которые так и колышутся.
– Как красиво! – сказала мама.
– Да, а потом можно еще кататься по снегу, – продолжал Муми-тролль. – Это
называется -кататься на лыжах. Съезжаешь прямо вниз, как молния, в огромном
облаке снега, и если быть невнимательным, можно даже разбиться насмерть!
– Что ты говоришь?! – удивилась мама. – И для этого-то пользуются подносами?
– Нет, на них лучше кататься по льду, – обиженно пробормотал глубоко задетый
Муми-тролль.
– Подумать только, подумать только, – сказала мама, щурясь от солнца. – Жизнь
все-таки по-настоящему волшебная. Думаешь, что серебряный поднос годится только
для одного дела, а оказывается, для чего-то другого он еще удобнее. И все мне
твердили: "Незачем варить столько варенья", – а оказалось, что оно все съедено.
Муми-тролль покраснел.
– Мю рассказала тебе... – начал он.
– Конечно, – сказала мама. – Спасибо! Хорошо, что ты позаботился о гостях, так
что мне не пришлось краснеть за тебя. И знаешь, дом стал теперь гораздо
просторней без всех этих ковров и безделушек. Кроме того, не придется так часто
убирать.
Взяв немного снега, мама слепила снежок. Она бросила его, как обычно это делают
мамы, довольно неуклюже, и он – бац! – плюхнулся неподалеку от них.
– Вот так так! – рассмеялась мама. – Юнк и то сделал бы лучше.
– Мама, я ужасно тебя люблю, – признался Мумитролль.
Они медленно двинулись дальше по склону к мосту, но в почтовом ящике было пусто,
письма еще не пришли. Длинные вечерние тени ложились на долину, и повсюду царили
мир и удивительная тишина.
Мама села на перила моста и сказала:
– А теперь наконец я хочу чуточку больше услышать о нашем предке.
На другой день все семейство разом проснулось. И проснулось точно так же, как
просыпалось всегда с наступлением весны, – от громких и веселых звуков шарманки.
Туу-тикки в своей вывернутой наизнанку небесно-голубой шапочке стояла под
весенней капелью и вертела ручку шарманки, а небо было таким же голубым, как ее
шапочка. И солнце отсвечивало в серебряной оковке шарманки.
Рядом с Туу-тикки сидела малышка Мю – ужасно гордая, но к гордости ее
примешивалась и доля смущения, потому что она собственными лапками пыталась
заштопать грелку кофейника и начистила серебряный поднос песком. Ни грелка, ни
поднос нисколько лучше от этого не стали, но, быть может, добрые намерения
важнее результата.
Далеко-далеко на холме брела сонная Мюмла, тащившая за собой ковер из гостиной,
на котором она проспала всю зиму. Сегодня весна решила быть не столько
поэтичной, сколько шумной и веселой. Она выпустила в небо стайку беспорядочных
редких облачков, она смела последний снег с крыш, она разрисовала повсюду холмы
– словом, весна вовсю играла в апрель.
– Я проснулась! – полная радостного ожидания, воскликнула фрекен Снорк.
Дружески потеревшись мордочкой о ее носик, Муми-тролль сказал:
– Счастливой весны!
А сам тут же задумался: сможет ли он когда-нибудь рассказать ей про свою зиму
так, чтобы она все поняла?
Он увидел, как фрекен Снорк побежала к шкафу, чтобы вытащить оттуда зеленую
весеннюю шляпу.
Он увидел, как его папа, взяв анемометр и лопату, выходит на веранду.
Туу-тикки без устали играла на шарманке, а солнечные лучи струились в долину,
словно силы природы просили прощения за то, что еще совсем недавно были так
недружелюбны к своим собственным созданиям.
"Сегодня должен прийти Снусмумрик, – подумал Муми-тролль. – Сегодня очень
подходящий день для возвращения".
Стоя тихонько на веранде, он видел, как суетится на холме все его семейство,
окончательно проснувшееся и, как всегда, радостное.
Он поймал взгляд Туу-тикки. Доиграв вальс до конца, она засмеялась и сказала:
– Ну, теперь купальня свободна!
– Я думаю, что единственно, кто и дальше может жить в купальне, это сама
Туу-тикки, – сказала Муми-мама. – Да и, кроме того, иметь купальню – буржуазный
предрассудок. А плавки и купальники можно с таким же успехом надевать прямо на
пляже.
– Большое спасибо, – сказала Туу-тикки. – Я подумаю.
И, продолжая играть на шарманке, она отправилась дальше в долину, чтобы
разбудить всех спящих малышей.
А фрекен Снорк меж тем нашла первый росток крокуса. Он пробился на волю из
теплого клочка земли под окном на южной стороне и еще даже не зазеленел.
– На ночь мы прикроем его стаканом, – сказала фрекен Снорк, – чтобы он не погиб
ночью, когда станет холодно.
– Не надо, – рассердился Муми-тролль. – Пусть справляется собственными силами. Я
думаю, он вырастет крепче, если ему придется трудновато!
Внезапно Муми-троллю стало так радостно, что ему захотелось остаться одному, и
он медленно поплелся к дровяному сараю.
И когда никто уже не мог его видеть, Муми-тролль пустился бежать. Он бежал по
тающему снегу, а солнце жгло ему спину. Он бежал только потому, что был счастлив
и вообще ни о чем не думал.
Он добежал до самого берега, выбежал на причал и промчался через пустую
купальню, где гулял ветер.
Потом он уселся на крутую лесенку купальни, к которой подкатывали волны
весеннего моря.
Сюда уже едва доносились звуки шарманки, игравшей далеко-далеко в долине.
Муми-тролль закрыл глаза и попытался вспомнить, как это было, когда море,
покрытое льдом, сливалось с темным небом.
