Волшебное дерево

Был в нашей округе такой случай. Давно дело было, а люди запомнили и рассказывают.
Жили муж с женой, оба – люди работящие, а потому в доме полный достаток. Об одном только и сокрушались – детей не было.
Жили долго ли, коротко ли, тяжко заболела жена и в скором времени умерла. Старик горюет, и такая на него тоска навалилась – впору руки на себя наложить. Не знает, за что взяться, за что приняться. Спасибо, родня да соседи помогли хозяйку похоронить.
На поминках одна родственница заговорила:
– Сколько ни горюй, сколько ни убивайся, а жить надо!
Дом без хозяйки как тело без души. Ты хоть и под годами, а еще в поре, и надо тебе жениться.
– Истинную правду говоришь, – подхватила другая гостья. – Мыслимое ли дело одному жить да со всем хозяйством управляться! Беспременно надо обзавестись хозяйкой. При твоем достатке за невестой дело не станет. Взять, к примеру, Марфу Заозерскую! Всего полтора года с мужем прожила и уж два года как овдовела. А баба она собой видная, сметливая, хозяйственная. В нужде да в бедности живет, а головы не вешает. И прясть, и ткать мастерица, сама приветливая. Вот бы тебе, куманек, хозяйка была! Поначалу позови по хозяйству помочь, сам приглядись, и она тебя поближе узнает, а там можно и свадебку сыграть.
– Да ведь она мне в дочери годится! – проговорил хозяин. – Люди будут смеяться, скажут: «У старого да у седатого молодая жена – то чужая корысть!»
Но тут все, кто был за столом, принялись хвалить Марфу Заозерскую.
А через неделю, может быть и случайно, встретилась Марфа со вдовцом, ласково поздоровалась и участливо заговорила:
– Вот поуправилась со своими делами... Да и какие там свои дела у вдовицы-бобылки... так, может, надо пособить в чем по хозяйству? Ужо зайду, в чем могу помогу. И твоя кума просила зайти к тебе!
Не прошло и недели после той встречи, как Марфа Зао-зерская, молодая, красивая, пришла и принялась за дело. Завела стирку, вымыла избу, напекла пирогов. И все она делала сноровисто, все у нее под руками горело. Сама ласковая, приветливая, будто солнышком изба озарилась. Так прошла неделя и другая. «Не баба – клад нашелся», – думает вдовец. И вскоре они поженились.
Сперва мужик радовался, а потом как-то занедужил. Лежит на печи, кряхтит и начал примечать: молодая жена стала отлучаться по вечерам и вся приветливость у нее пропала. Неласково на мужа поглядывает, часто сердито. Лежит муж неухоженный. Недосуг стало молодой жене о муже заботиться; кормит старика кое-как. Иной раз сунет черствую корку, а иной раз и того не допросишься. Худая полоса жизни наступила. «Как быть, как беду избыть?» – думает старик.
Как-то раз полегче ему стало. Слез с печи, пошел на гумно, а как воротился домой, заговорил:
– Шел я по загуменьям и услышал голос. Нигде никого нету, а голос слышится, невнятно кто-то говорит. Я туда, сюда – нигде никого, а голос слышится. Скажу – не поверишь: это старый дуб разговаривает. Я и вспомнил, от старых людей слыхал, что дуб этот не простой, а вещий. На вопросы отвечает, советы людям дает, а иной раз молчит и молчит и год, и два не говорит. А теперь, видно, пришло время ему говорить.
Марфа тогочасно засуетилась, принялась охорашиваться...
А старик незаметно шасть из избы и скорым-скоро залез в дупло дуба. Сидит, сквозь щелку выглядывает. Через недолгое время услышал голос своей молодой жены:
– Дуб вещий, милостивец наш! Сколько мне еще мучиться с нелюбимым старым мужем, а недужный он опротивел хуже горькой редьки!
– Перво-наперво, – глухим голосом испровещился дуб, – будь со стариком ласковая, приветливая, корми его курятиной, в молочную кашу не жалей масла, и увидишь, как от жирной еды да сладкой жизни он глазами обнищает, а потом и вовсе ослепнет да оглохнет и невдолге умрет!
Умолкнул вещий дуб, не сказал больше ни слова. Марфа ушла корову доить, а старик выбрался из дупла, прошел незаметно в избу, влез на печь и лежит кряхтит: «Ох, моченьки нет, все кости болят!»
Подоила молодая жена корову, пришла в избу ласковая, приветливая, будто заново родилась, – откуда что взялось?
– Сугрева моя теплая! Чего кряхтишь? Аль худо можется? А вот молочка парного тебе, родимый, принесла. Сейчас каши молочной наварю да маслом сдобрю, а на обед рыбник испеку да корочку зажарю! Ешь, надежа моя, желанный мой! Потом баньку истоплю, попарю тебя да настойкой куманичной напою. Авось и полегчает тебе!
И началась с того дня у старика не жизнь, а сплошной праздник. Жена во всем старается ему угодить и прямо-таки закармливает: то яичницу приготовит, то жирными щами угощает, то сливками напоит, то подаст блины жирные – так в масле и плавают, и все с лаской, с приветливостью: «Ешь, ненаглядный мой!»
Через несколько дней заговорил старик:
– Вроде бы полегче стало, только видеть стал хуже. Чего-то сеет и сеет перед глазами!
– Это, даст бог, пройдет, с глазами-то, – утешает Марфа. – Главное, что полегчало маленько. А я для тебя ничего не пожалею: накормлю сладко и уложу мягко!
Дня через три зашевелился старик на печи:
– Помоги, Марфа, с печки слезть, ничего не вижу и слышать худо могу!
«Все сбывается, что говорил вещий дуб!» – с радостью подумала молодая жена, а сама к старику ластится. Подскочила к печке:
– Руку мне протяни, а ногой становись на приступочек. Вот так!
Старик будто ощупью, осторожно спустился с печи, а на столе скворчит яичница с салом да горка жирных блинов таким духом отдает – слюнки текут.
– Дай-ка отведу за стол, миленький. Садись вот сюда, отведай моего постряпанья! Старалась угодить тебе...
– Чего говоришь-то? Не разберу: шумит в ушах, – старик спрашивает.
– Кушай, говорю, на здоровье! Тут и яичница с салом, и блины горячие в масле плавают – все как ты любишь. Старик шарит рукой по столу:
– Ой, ничего не вижу!
– Яичница тут да блины горячие. Ешь на здоровье. Вечером позову знахарку, она поможет избыть твои недуги.
Вечером пришла знахарка, порасспросила старика и говорит:
– В глазах у тебя темная вода, оттого и не видишь, оттого и шум в ушах. Видно, сглазили тебя, кормилец. Приготовлю снадобье, и, глядишь, все пройдет, избудешь недуги, а так ты еще мужик крепкий!
Утром кличет старик жену:
– Совсем я свету лишился, ничего не вижу и ничего не слышу! Где ты, Марфа?
– Тут я, тут. Сейчас пособлю с печи спуститься. Покормлю тебя и уложу на лавке в углу. На печь покуда не подымайся!
Лежит старик на лавке, все видит и все слышит, только виду не подает.
А жена между тем нарядилась, нарумянилась, суетится вокруг стола. Наставила разных кушаньев, как в большой праздник, настойки графин поставила, а в ту минуту стук-бряк! – в дверь.
Кинулась Марфа, отперла дверь, обняла молодого парня.
– Истосковалась по тебе, желанный мой!
– А старик? – спрашивает парень.
– Ничего не видит и ничего не слышит, лежит вон там в углу как пень.
Угощает парня, ластится, целует.
– Вот и дождались мы своего часа, теперь и при нем опасаться нечего. Еще и забавнее при нем любовь творить.
Как вскочил старик и принялся сыромятным ремнем по голому телу жену учить уму-разуму:
– Вот тебе, потаскуха, вот тебе! – Красными пятнами зад да спину расписал.
А жена одно кричит:
– Прости, муженек, меня, бабу глупую! Во всем вещий дуб виноват!
Молодому парню тоже досталось. Выскочил он в сени в чем мать родила. Выкинул ему старик портки: «Прикрой срам, а сапоги да рубаха еще почти новые, пригодятся в хозяйстве!»
С тех пор молодая жена и хозяйством усердно занималась, и о муже заботилась, но сторонку гнала: ни одного молодого мужика любовью не обошла – крепко любила она это дело! Видно, не зря пословица молвится: «Повадилась собака жернова лизать, так век ей не отстать!» – заключил свой рассказ сказочник.

Забавные сказки/Литературная обработка А. Нечаева, Л. Мезинова, худож. Л. Тишков. - М.: Радуга, 1992, илл.

fairypot.narod.ru

fairypot@yandex.ru

Сайт создан в системе uCoz